Вступление "Я не сижу над стихами..."
Музыка слов
Рифма
Разговор об образности
Плебс псов,
или немного о фонетике
О чём пишем?
|
А МОЖНО ЛИ ВООБЩЕ ЭТОМУ НАУЧИТЬ?
Как-то раз, открывая краевой литературный
семинар, один из его руководителей (в числе которых
довелось быть и мне) поэт В.М.Жилин обратился к пишущей
молодежи с такими словами: «За трудное дело вы взялись,
ребята!» «Ребята» недоумевающее переглянулись… Но мы-то
знали, о чем речь. Я не записала выступление Владимира
Марковича, так что просто попытаюсь пересказать его
«близко к тексту».
Чем же трудно стихотворчество? Да именно тем, что
его редко принимают за труд. Сколько раз, — говорил
В.М.,– я сталкивался с таким явлением: уходит человек на
пенсию, скучает… Читать да телевизор смотреть — надоело;
увлечений страстных нет — не охотник, не рыболов, не
дачник; мастерить что-то руками не научился или не
любит. А досуг занять чем-то хочется. «А дай-ка, — думает,
— я стихи сочинять начну! Что я, слов не знаю?
Жизненный опыт у меня большой, мыслей в голове много,
вот и запишу свои мысли в рифму».
Стихотворчество с виду легко. Никаких особых
навыков вроде бы и не надо (действительно, что мы, слов
родного языка не знаем? — мы ж на нем каждый день
разговариваем!) Ни профессиональной подготовки, ни
владения инструментом (столярным ли, слесарным,
музыкальным, карандашом, кистью… и так далее) не
требуется. Просто уловить, какое слово с каким рифмуется
— вот и вся наука.
Но
громадное, неизмеримое расстояние пролегает между
механически зарифмованным текстом — и поэтическим
произведением. И объяснить, в чем тут разница, не
берусь: «определенья поэзии нет»…
А если определения нет, если это необъяснимо, скажут
мне, то о чем вообще разговор? Как ты собираешься
объяснять то, чему нет определения?
Определения (официальные, академические),
конечно, имеются. Но главного они тоже не объясняют. В
том-то и цель моя, наверно, чтобы помочь эту разницу
если не понять, то почувствовать. Почувствовать, что
законы словесной гармонии — это тот путь, с которого
начинается полет… Впрочем, настоящему любителю поэзии
объяснять ничего не надо. Как не надо той же птице
объяснять законы аэродинамики. Чуткое к поэзии ухо
уловит ее без всяких расшифровок.
А вот что делать тем, кто еще не научился
улавливать это истинное — и, читая, по неопытности
принимает за явление искусства аккуратно, строго
ритмически выстроенные и зарифмованные слова? И, не умея
отличить одно от другого, сам выстраивает такие же
столбики в полной уверенности, что создает поэтическое
произведение?
И можно ли вообще этому научить?
Вопрос стар. Традиционный ответ не менее стар:
нет, этому научить нельзя, с этим (то есть с поэтическим
талантом) надо родиться.
Спорить не буду, истина (или, по крайней мере, огромный
процент истины) в этом утверждении, конечно, есть. Зачем
же тогда все эти словари, справочники и учебники? Кому
они нужны? Для чего и для кого, в конце концов, я сейчас
пишу эту книжицу?
Вот с этого и начну. То есть с определения своего
«адресата».
Есть множество прекрасных и просто умелых
стихотворцев, которым мои записки в общем-то не нужны:
они прекрасно справляются без моих теоретических
выкладок. Есть множество людей, которые писать стихи не
только не умеют, но и не пытаются — и прекрасно живут
без этого. И даже не задумываются об этом. Есть и другое
множество: те, которые писать не умеют, но убеждены, что
умеют, и учиться не собираются. Речь не о них — таким
никакие советы и подсказки не нужны: они самодостаточны
(в худшем смысле этого понятия): вместо умения им вполне
хватает самомнения.
Но есть среди всех пишущих и пытающихся писать
те, которые страстно, во что бы то ни стало хотят этому
научиться! Всем ли я помогу?
Не всем. Если человек от рождения лишен
музыкального слуха, его можно отдать в музыкальную
школу, и при должном усердии он научится извлекать из
музыкального инструмента именно те звуки, которые
начертаны на нотном листе. Он даже, возможно, разовьет
технику и станет неплохим исполнителем (опять же — при
большом желании и изрядном усердии). Но вот певцом он
станет вряд ли. И что уж совершенно точно — ни за что
ему не стать композитором.
Поэтический дар очень похож на музыкальную
одаренность. Кто-то из великих очень точно и просто
сказал, что стихи — это музыка слов. Умение слышать
мелодию поэтической строки и одновременно слышать фальшь
и неблагозвучие в стихотворных строчках — этот дар почти
не отличается от музыкального слуха. И именно этот слух
— залог того, что его обладатель в своих собственных
словесных построениях тоже будет слышать диссонансы и
стремиться к музыке. Вот этому человеку — слышащему
музыку слов и стремящемуся к ней — я и адресую свои
записки.
Мне скажут: зачем? Он и сам научится, если он
такой одаренный.
Научится, конечно. Человек, физически здоровый и
нормально развитый, способен сам научиться быстро бегать
и хорошо плавать. Тем не менее, существуют тренеры.
Человек, обладающий художественным талантом, может без
посторонней помощи научиться хорошо рисовать и даже
писать картины. Тем не менее — существуют художественные
школы и училища. Там ему дадут представление о
пропорциях, о приемах, об изобразительной технике и так
далее — обо всем том, к чему он, возможно, и сам
постепенно придет — интуитивно, ощупью… Просто этот
долгий одинокий путь по непроторенной стезе можно
сократить и облегчить.
Поэтому на вопрос о том, можно ли научить
стихотворчеству, я отвечаю: тех, кто неспособен
научиться или не хочет учиться — нельзя. А тем, кто
может и хочет, можно помочь научиться. Можно научить
отличать хорошее от плохого, свежее от банального. Можно
дать в руки какие-то «инструменты», о которых он пока
просто не догадывается. Можно, в конце концов,
предостеречь от ошибок и «проколов», которые он делает и
будет продолжать делать, пока опыт не убедит его в том,
что это действительно ошибки.
«А сама-то, — возразит мне воображаемый оппонент,
— сама-то, небось, литинститутов не кончала». Это точно.
Не только литинститутов, но и филфаков. Но учителя у
меня были. Были первые ценители и критики — родные. Была
любимая учительница литературы, которой я тайком после
уроков приносила свои опусы, и она мне объясняла, что в
них хорошо, а что плохо. Были литературные семинары и
Московское совещание. Было обожаемое литобъединение с
незабвенным Юрием Николаевичем Абдашевым… И была та
самая творческая литературная среда (сейчас говорят — тусовка), где мы спорили, обсуждали, хвалили и разносили
в пух и прах сочинения друг друга…
И, конечно, книги. Мне литературоведческие,
стиховедческие книги всегда были невероятно интересны.
Читая заковыристые статьи о стихотворных приемах,
тропах, формах и прочих ученых «заморочках», я была
уверена: с моей стороны это просто утоление любопытства,
а вовсе не обучение. Зная, как называется нечто такое,
что я и так умею делать, вряд ли я стану делать это
лучше или чаще.
И тем не менее, по прошествии многих лет, с
высоты нынешнего опыта я вижу, что все было не напрасно.
Всё потихонечку откладывалось и оставляло след. И не
позволяло мне делать в стихах то, что я, пожалуй, и
сделала бы, ничтоже сумняшеся… не прочти я в свое время
ту или иную книжку или статейку.
Так что никакое знание не во вред. Может,
кому-нибудь точно так же эти мои записки сослужат
маленькую, но полезную службу. Во всяком случае, вряд ли
повредят.
Я буду перемежать свои размышления собственными
письмами, в разное время писанными разным адресатам по
разным поводам, но все они — именно о стихотворчестве,
как я его понимаю.
Вот с одного из них я и начну
следующую главу.
«Я НЕ СИЖУ НАД СТИХАМИ, Я ИХ ПИШУ ПО ВДОХНОВЕНИЮ…»
|